Гвейн Гамильтон - Моя жизнь с русскими. Или Свой среди чужих
Но на него всегда очень плохо реагировали, почти никогда не давали, что хотел, не понимали, а если давали, то без лишних спасибочек или пожалуйста. Ну, его не любили, морда у него такая невеселая, темная, ну, почечник что ли?
Потом ее очередь повторить по примеру, она подходит и говорит: «Ха-ха, привет, „Балтику“ дай?»
И ее всегда понимали, будто с полуслова. Не договаривала еще – и «Боржоми» уже в руке. Любили.
Полагаю, его это раздражало самую малость. То есть, акцент у него – отменный. Иногда, правда, принимали за русского из Прибалтики или же с Кавказа, но уж точно не за иностранца западного. У нее – ну, такой, сильный. Иногда принимали за американку. Грамматика у него – тоже отменная. Иногда исправлял ошибки у туземцев. «Прошу прощение, – говорит официантке, – кофе, конечно, он, а не оно», – или подобную незначительную ерунду. И анекдот на эту тему любил рассказать: «Приходят люди, и каждый там заказывает: „Одно кофе“. И начинаешь думать, будто никто не понимает ничего. Приходит мужик, на вид не самый умный, и говорит: „Один кофе“. Думаешь, типа „Ура! Наконец!“ – и все такое. И просит еще мужик: „И один булка, пожалуйста“».
Любил очень этот анекдот и смеялся.
А у нее – грамматики не было, и главное, желания ее учить – тоже. И анекдота не понимала. И хотя, казалось бы, все должно быть в его пользу, люди его не понимали и не любили, а ее – очень любили и понимали.
Вот у нее была знакомая русская красавица – Жанна. И когда наш друг из Канады, Льюи, ее увидел, то сразу забыл дышать и в обморок упал. Когда проснулся, ее не было. «Познакомь, – говорит, – поскорее, а то я в монастырь уйду».
Но не познакомили – такова судьба. Русская красавица уехала иронично со своим бойфрендом в долгое путешествие в Швейцарию. И он ушел в монастырь – иконописью заниматься. Год прожил послушником. Почти в тот день, когда она приехала, он ушел из монастыря. Четыре месяца спустя они сидели в кабаке, млеко и пивко пили.
Австралийка Вика и темно-угрюмый швейцарец начали встречаться с другими, вскоре после того как эту фотографию сняли. А у Льюи с Жанной первенец родился. Эммануил. По русскому обычаю не хотели пускать Льюи в больницу на роды. Ждал он под окном и бросал камушки в него. Медсестра злобно вышла сообщить ему, что родился мальчик, который не доживет до утра, и попросила камушки оставить в покое. «Нормально, – сказал он. – Умрет сейчас мой сын, и мне даже не дадут его увидеть в живых».
Тогда не задумаваясь он помчался домой, одел рясу, которую еще хранил со времен монастыря. Вернулся в больницу и спрятался за дверью, пока медсестра, которая злобно говорила, не вышла куда-то. Тогда подошел к другой медсестре и сообщил, что его вызвали младенца несчастного крестить поскорее. Его подвели, и он ребенка крестил своим чином. Дал ему имя Эммануил. «Потому что должен был умереть», – сказал он потом, таинственно. Но Эммануил выжил. Тогда и Льюи с Жанной расстались.
Смотрю на эту фотографию и думаю философически: какой все-таки смешной и бессмысленной иногда кажется жизнь…
Дословный перевод
Переводить дословно, кажется, никто уже не переводит. Нет, студенты теперешные уже более утонченные, по тем старым граблям больше не ходят. Поумнел народ. А по сравнению с новыми людьми, мы-то, елки-палки, какие были невежды. Прямо неловко признаться. Ошибались вокруг да около. Какие устаревшие ошибки мы только не совершали в своем научном невежестве. Но всего больше – грешили в дословном переводе. Думали по-своему, переводили по словам, не подозревая о собственной грубости. Говорили своими словами на другом языке.
Так, кто-то может тут подумать невольно, по старой привычке: ну и что ж тут такого? И даже может тайно недоумевать. А в том-то все и дело, что такая ошибка приводит прямо к недоумениям, путем недопонимания и его сестры – негодования. Уж такая она вещь злоопасная и тонкая. Кто-то говорит, кто-то слушает, и тот, который слушает, думает: вот и высказал собеседник, старый хрен, слова совершено четко на моем языке, правда с каким-то хрупким акцентом. Все понятно, а смысл-то совершено неожиданный, то есть: чего он пытается добиться? И чаще всего кажется тому, кто слушает, будто говорящий то ли над ним издевается, то ли просто тормоз какой-то. И после любого из этих выводов, сердится, блин.
Ну, возьмем пример из чистосердечных ошибок прошлого.
Кушать надо всем. И в гости ходить тоже, особенно когда зовут. Бывает и обратное – к себе привлекаешь, ну, захотелось стряпать вдруг, и зарплату получил, есть что поесть, кроме картошки. А вот если гостей принимать и переводить дословно, продолжая думать по своему западному образцу, будут недоумения. Будут, может, слезы и обиды. Рассердятся и покажут, где раки зимуют.
Начнется с приветствия, самого обыкновеного и вежливого. Откроешь дверь и скажешь по-английски, только на русском: «Сделай себя дома (make yourself at home)». Услышат гости и не поймут сразу. Подумают, может, показалось, может, не так услышали. И так как вечер только начинается, и настроение еще вот какое, всё же войдут и разденутся. Ботинки снимут. Оденут тапки, если с собой принесли. Немножко посидят, встанут, выйдут на балкон покурить.
Когда придут, ужин уже будет стоять на плите, и вокруг нее – куча тарелок. И стукнет гостей тогда второе самое что ни на есть вежливое и уважительное выражение английской культуры. Скажешь тогда гостям: «Помоги себе (help yourself)». И не дожидаясь, пока гости себе помогут, сразу возмешь тарелку и начнешь себе накладывать, а потом пойдешь в другую комнату. И гости могут очень серьезно ошибиться в понимании того, что только что произошло. Могут подумать, будто что-то плохое. Не берусь даже представить, какие могут прийти темные мысли. Сказал бы только, что не просто так, а от избытка уважения все сделано было. От избытка уважения предоставил дом в распоряжение гостей. Честь такая, на самом деле. Честь и дословный перевод.
Скорее всего, гости еще тут. Потому что кушать еще не начали, да и еще раз подумали: может, не так поняли. Может, галлюцинации. Ну, непонятно. Но если не начнут быстро класть себе еду, если будут стоять и думать, смогут услышать еще одно заботливое выражение, переживание за гостей. Переживая, что гости стесняются, подойдешь и скажешь несколько раз: «Идите вперед (go ahead)». Улыбнешься и скажешь это. И подумаешь, что гости понимают: ты хочешь, чтобы всем было свободно и вкусно. И если они перетерпят это сложное начало, не скажут открыто о своих недоумениях, то почти все уладится. Потому что больше вежливых выражений не осталось. Пришло время жрать. Что и сделаешь. И не будешь отвлекаться, потому что не любишь, когда отвлекают от жратвы.
Конечно, и тогда небезопасно. Гости могут подумать: «Странно, что никто не желает приятного аппетита». Могут не понять, что те, кто пригласил, не желают ничего, потому что желание, так сказать, прямо у всех на глазах. Это может показаться странным и немножко несовременным. Ну, что я скажу в ответ на это? Ничего не скажу. Понимаю, понимаю, как это выглядит, но опять – выражения нет такого у них, у чужеземцев. Можно, конечно, как французы: бон аппитит синьер. Но это другой язык. Можно перевести, но и это уже будет дословный перевод, потому что понятие отсутствует. Да и ладно.
Вот если гости пройдут через это, и никто еще не скажет ничего, то можно уже расслабиться и, буквально говоря, наслаждаться собой (enjoy yourself). Если, конечно, не захотят гости еще раз пожрать, в случае чего им повторно скажут: «Идите вперед, помогите себе (go ahead, help yourself)». Но предположим, все прошло хорошо, и все уже начали наслаждаться собой, тогда можно и расслабиться.
Хотя осталось еще одно выражение, не подлежащее переводу. Но оно применяется, когда сам в гостях, а не когда гости к тебе пришли. Поэтому его не услышат. Ну, по крайне мере, пока не пригласили в гости чужеземца, чтобы показать, какое на самом деле должно быть гостеприимство. Тогда услышат. Но только после долгого и прекрасного вечера. И каким бы выражение не было сильным и непереводимым, сможет ли оно разбить такой хороший вечер, который без каких-нибудь приключении приключился? Ну, может, гость еще, конечно, по-своему поступит, может, будет упорно отказываться водку пить, не понимая, что надо, или возьмет еду и начнет сам себе на тарелку накладывать, а потом хавать до того, как те, чей дом, даже присели. Но это все, так сказать, может быть, а может и нет. От обстоятельств зависит.
А вот выражение под конец. Ну, проводят до двери, скажут спасибо, что пришел, и тут чужеземец ответит, очень вежливо, но дословно: «Спасибо, что поимели меня за ужин (thank you for having me for dinner)». И что хозяева подумают? Не знаю. Могу только головой качать. Не знаю я, не знаю, что подумают, и знать не хочу. Скажу только, что гость не это хотел сказать, а другое – то, что звучит очень нормально и безобидно. Вот.
